Современная Украина – это уникальный пример большого государства, которое не состоялось, и решить эту проблему не могут никакие соглашения или сделки между великими державами. Даже если Москва и Вашингтон договорятся, в принципе, больше не разыгрывать украинскую карту в двусторонних отношениях, задача оживить то, чего нет, находится за пределами их политических возможностей. Проблема международной политики в том, что такой феномен возник не в глубинах африканского континента, а в центре Европы.
Очередной визит в Москву высокопоставленного американского чиновника (сейчас это был руководитель ЦРУ и бывший посол в России Уильям Бёрнс) создает впечатление, что Россия и США готовы искать решения наиболее острых взаимных проблем.
К числу таковых относится, среди прочего, Украина, где мы сейчас наблюдаем очередное оживление военной активности. Нечто подобное уже наблюдалось перед объявлением о встрече президентов России и США на высшем уровне в Женеве, что само по себе дает основания думать о значительном месте украинского рычага в структуре российско-американских отношений. Это значит, что проблема «вписана» в динамичный баланс сил на глобальном уровне и доступна для дипломатических решений.
Более того, объективно оценивая интересы сторон, можно предположить, что Москва и Вашингтон сейчас не заинтересованы в военном решении украинской проблемы. США пытаются концентрировать все свои ресурсы на борьбе с Китаем, что стало сложнее после того, как Пекин встал в закрытую оборонительную позицию на фоне пандемии коронавируса. А тем более после бегства США из Афганистана, которое вообще на время устранило американский фактор из центральной части Евразии.
В США не скрывают, что ослабление напряженности в отношениях с Россией избавит их от необходимости того, что не по силам любой державе – одновременно воевать на два фронта. Дипломатическое давление России в Европе совсем не нужно Вашингтону на фоне аналогичных действий Китая вокруг Тайваня.
Для России военное решение украинского вопроса тоже вряд ли является единственной желательной опцией. В Москве понимают, что мирное движение соседней страны к более вменяемой внешней и внутренней политике займет колоссальное время, если вообще возможно. Но даже это лучше, чем очередные жертвы и страдания братского народа. Тем более, что исторический опыт российской внешней политики говорит в пользу именно постепенных, а не скоропалительных решений даже самых сложных приграничных проблем.
В результате две сверхдержавы, в рамках своей конкуренции, проверяют силы друг друга, но не хотят переходить на новый уровень конфликта.
Единственные, кого исчезновение украинской государственности в существующих границах могло бы устроить – это страны Западной Европы. В Берлине или Париже уже сто раз пожалели о том, что в порыве жадности спровоцировали коллапс даже того, что было построено на Украине к 2013 году, но и отдавать эту территорию России не хотят. Поэтому сейчас европейцы больше всех подготовлены к сценарию «так не доставайся же ты никому». Но их мнение, по счастью, уже не имеет принципиального значения. Европейские страны примут любой сценарий развития отношений между Россией и США. Тем более, что Москва и Вашингтон сейчас хотели бы выбрать путь диалога, а не конфронтации.
Однако наиболее фундаментальную проблему – несостоятельность украинского государства – не могут решить никакие российско-американские соглашения. Эта проблема находится в центре украинского вопроса через 30 лет после того, как эта территория получила формальный статус суверенного участника международного сообщества.
Сейчас то, что мы называем Украиной – это совокупность в разной степени обездоленных людей, проживающих на территории, где власть осуществляет определенное количество политических авантюристов. Более того, в пределах территории, занимаемой этим сообществом людей, действуют органы государственной власти и репрессивный аппарат, работают средства массовой информации и хозяйствующие субъекты. Люди ходят на работу, прививаются от коронавируса и умирают от этой страшной болезни, голосуют на выборах, в конце концов.
Но политика, которую проводит украинская власть, является самоубийственной, и это наиболее убедительный аргумент в пользу того, что государства там не существует. Потому что высшая форма социальной организации не может последовательно совершать действия, ведущие к ее уничтожению. Даже у наполеоновской Франции или гитлеровской Германии был, пусть и не большой, шанс на победу или выгодный для себя мир. То, как ведет себя Киев на всех направлениях, такой вероятности не создает.
Кстати, в период холодной войны страны Западной Европы не были просто территориальной базой США в случае вероятного конфликта с СССР – каждое из них даже в самые мрачные годы выстраивало с Москвой самостоятельную линию конструктивного взаимодействия. Торговало и вело уважительный дипломатический диалог.
Поведение Киева не является рациональным даже если принять за рабочую гипотезу совершенно невероятное предположение о том, что США и другие страны НАТО поставят свое выживание под угрозу ради контроля над этой территорией. Связанные с таким решением события все равно не оставляют для ее элиты и населения места в истории. Которая не знает примеров выживания государственных образований, проводивших политику открытого конфликта с соседней державой, многократно превосходящей их по своим совокупным возможностям.
Иран или Северная Корея сохраняются в этом своем качестве именно потому, что расположены в тысячах километров от своего главного противника. Ближайший пример – это Куба в момент революции, последствием которой стал Карибский кризис 1962 года.
Нас не интересует сейчас происхождение этого феномена – историки или социологи могут сказать по этому поводу больше, чем наука о международных отношениях. Тем более, что самоубийственные элементы присущи поведению даже более целостных внутренне государств, например Польше или странам Балтии. Важен результат для России и безопасности на ее границах.
Понимание уникальности украинского случая не может стать для России формальной внешнеполитической доктриной хотя бы потому, что это поставит перед ней и другими великими державами вопросы, отвечать на которые они пока не готовы. В первую очередь – о последствиях и перспективах всего эксперимента с национальным самоопределением, продолжающегося в международной политике уже больше 100 лет. Но на уровне интеллектуального осмысления факт того, что мы имеем дело с проблемой существования на границе России сравнительно большого негосударства, необходимо принять и учитывать при дальнейшем планировании своих действий.
Любая сделка по Украине между Москвой и Вашингтоном будет иметь смысл только в качестве промежуточного дипломатического урегулирования. Такое соглашение является продуктом двусторонних отношений и глобального баланса сил, в котором учитывается многое. Но поскольку сам народ Украины в силу исторических и культурных обстоятельств решить свою проблему не способен, а Вашингтон и Москва, при всем их величии, не могут создать здесь другую страну с другими людьми, это лишает любые соглашения стратегического смысла. И может привести к тому, что наиболее верными будут выглядеть самые, на первый взгляд, драматические решения.
